Вы про всех-то не говорите. У кого какие дедушки. А бывало чаще вот так.
Гриш, а Гриш! Гляди-ка, поросенок-то... Смеется... Да-а. А во рту-то
у него!.. Смотри, смотри... травка во рту, ей-богу, травка!.. Вот
штука-то!
И двое мальчуганов, стоящих перед огромным, из цельного стекла, окном
гастрономического магазина, принялись неудержимо хохотать, толкая друг
друга в бок локтями, но невольно приплясывая от жестокой стужи. Они уже
более пяти минут торчали перед этой великолепной выставкой, возбуждавшей в
одинаковой степени их умы и желудки. Здесь, освещенные ярким светом
висящих ламп, возвышались целые горы красных крепких яблоков и апельсинов;
стояли правильные пирамиды мандаринов, нежно золотившихся сквозь
окутывающую их папиросную бумагу; протянулись на блюдах, уродливо разинув
рты и выпучив глаза, огромные копченые и маринованные рыбы; ниже,
окруженные гирляндами колбас, красовались сочные разрезанные окорока с
толстым слоем розоватого сала... Бесчисленное множество баночек и
коробочек с солеными, вареными и копчеными закусками довершало эту
эффектную картину, глядя на которую оба мальчика на минуту забыли о
двенадцатиградусном морозе и о важном поручении, возложенном на них
матерью, - поручении, окончившемся так неожиданно и так плачевно.
Старший мальчик первый оторвался от созерцания очаровательного зрелища.
Он дернул брата за рукав и произнес сурово:
- Ну, Володя, идем, идем... Нечего тут...
Одновременно подавив тяжелый вздох (старшему из них было только десять
лет, и к тому же оба с утра ничего не ели, кроме пустых щей) и кинув
последний влюбленно-жадный взгляд на гастрономическую выставку, мальчуганы
торопливо побежали по улице. Иногда сквозь запотевшие окна какого-нибудь
дома они видели елку, которая издали казалась громадной гроздью ярких,
сияющих пятен, иногда они слышали даже звуки веселой польки... Но они
мужественно гнали от себя прочь соблазнительную мысль: остановиться на
несколько секунд и прильнуть глазком к стеклу.
По мере того как шли мальчики, все малолюднее и темнее становились
улицы. Прекрасные магазины, сияющие елки, рысаки, мчавшиеся под своими
синими и красными сетками, визг полозьев, праздничное оживление толпы,
веселый гул окриков и разговоров, разрумяненные морозом смеющиеся лица
нарядных дам - все осталось позади. Потянулись пустыри, кривые, узкие
переулки, мрачные, неосвещенные косогоры... Наконец они достигли
покосившегося ветхого дома, стоявшего особняком; низ его - собственно
подвал - был каменный, а верх - деревянный. Обойдя тесным, обледенелым и
грязным двором, служившим для всех жильцов естественной помойной ямой, они
спустились вниз, в подвал, прошли в темноте общим коридором, отыскали
ощупью свою дверь и отворили ее.
Уже более года жили Мерцаловы в этом подземелье. Оба мальчугана давно
успели привыкнуть и к этим закоптелым, плачущим от сырости стенам, и к
мокрым отрепкам, сушившимся на протянутой через комнату веревке, и к этому
ужасному запаху керосинового чада, детского грязного белья и крыс -
настоящему запаху нищеты. Но сегодня, после всего, что они видели на
улице, после этого праздничного ликования, которое они чувствовали
повсюду, их маленькие детские сердца сжались от острого, недетского
страдания.
А.Куприн
